Sunday, September 13, 2015

Интервью с Марком Роббердcом (перевод)

Марк, расскажите, пожалуйста, чем занимались до йоги.

Подробно или кратко? Я родился и вырос в Сиднее, у меня любящая семья со средним достатком. Жизнь моих родителей была воплощением австралийской мечты: трое детей и участок за городом, где и был наш дом. Во многих отношениях я был одаренным ребенком – не гением, но достаточно способным, чтобы у меня очень хорошо получалось почти всё, за что я брался. Ну или, по крайней мере, я был так устроен, что всегда стремился быть лучшим. Тем не менее, я мог бы достичь большего, если бы так бездарно не прожил юные годы. Конечно, это было не зря, и сейчас бы я не стал менять прошлое. Каждый поворот в жизни чему-то меня научил, и тому, что со мной когда-либо происходило, я обязан тем, кем стал.

Я помню, как еще в раннем детстве – возможно, даже года в три-четыре – меня беспокоили главные вопросы о жизни. Кто я? Откуда я? Куда я иду? Зачем я живу? Задаваясь этими вопросами, я окончательно и бесповоротно понял, что смертен. У меня было такое ощущение, что до моего рождения Вселенная просуществовала уже миллионы лет, и что после моей смерти она всё так же будет существовать. От этой мысли мне было безумно страшно – моя мама, которую я об этом спрашивал, разделяет это чувство, а вот папа с братом о таких вещах не думают. С той поры эта мысль и связанный с ней страх меня не покидают, время от времени овладевая моим сознанием. Сейчас реже, но это всегда было невероятно глубоким переживанием, и единственное, что помогало, –мысль о том, что с годами я с этим как-нибудь смирюсь. А еще эта мысль напоминала, как мало у меня времени. Именно она меня больше всего подгоняла, благодаря ей я старался полностью раскрыть свои возможности, не поддаваться сомнениям и, что самое важное, избавляться от всех отрицательных чувств по отношению к друзьям и близким.

Осознавая, что жизнь не вечна, я уже в детстве не мог смириться с тем, что общество заранее решило, каким путем надо следовать: окончить школу, университет, купить машину, квартиру, завести собаку, жениться, купить дом. А дальше дети, работа до изнеможения, жизнь ради выходных и трех недель отпуска в год, там уже накопить денег к пенсии и дойти, наконец, до конца, поняв, что всё равно с собой ничего не возьмешь. Поэтому во мне зародился внутренний протест, и со второго класса у меня начались неприятности с учителями и властями.

В двенадцать я начал курить, в тринадцать познакомился с алкоголем, потом с травкой, а в четырнадцать появились ЛСД, экстази, ну и так далее. Первое время это были эксперименты с сознанием: я заглядывал в уголки разума, недоступные в обычном состоянии. Но с годами я осознал, что пользуюсь наркотиками не для расширения сознания, а, скорее, чтобы развлечься или почувствовать себя увереннее в клубах, на вечеринках. Вся эта мощная гремучая смесь: гормональные изменения переходного возраста, наркотики, алкоголь, возникший интерес к девочкам и конфликты с властями – убила многих из моих друзей. При этом надо добавить, что я не то чтобы оказался вне общества. Я всё еще серьезно занимался регби, бегал, ездил по горам на велосипеде, ходил в секцию карате, в тренажерный зал, плавал и очень неплохо учился. Но если бы не всё остальное, я мог бы в те годы добиться еще большего. Но так мне было суждено их провести, и я рад, что тогда жил в полную силу. Да, много чего было. Противозаконное тоже – не буду расписывать подробности, но я бывал на грани, и два раза меня едва не посадили в тюрьму. К тому времени, как мне исполнилось восемнадцать, немало друзей покончили с собой. Невероятно: эти дети из обеспеченных семей, которые могли позволить себе получить любое образование, чувствовали пустоту, чего-то им не хватало. Любви. Чтобы их любил отец, чтобы их любили учителя и друзья.

В детстве, когда меня спрашивали, кем я хочу быть, я никогда не знал, что ответить. Я никогда не думал о том, чтобы стать машинистом или пожарным, летчиком, доктором или юристом. Меня манили только путешествия, я мечтал об открытиях и приключениях. Но я поступил в университет и получил степень бакалавра по обществоведению – непонятно, зачем, но сейчас те представления о западной философии, которые мы получили, помогают мне изучать восточную философию. Я всё еще серьезно занимался регби, а параллельно подрабатывал у папы на работе и был младшим журналистом на полставки в деловом журнале. Получив диплом, я устроился на работу с полным графиком, где ухаживал за садами и косил газоны, и таким образом накопил денег на поездку в Америку, о которой давно мечтал. Я жаждал покинуть Австралию, а вместе с ней и прошлое, открыть себя заново и найти приключения, о которых можно будет потом рассказывать дома.

Во время первой поездки, в 1996 году, я 15 месяцев путешествовал по США, Канаде, Европе и Ближнему Востоку. Время от времени я где-то подрабатывал. Тогда же я начал медитировать, моей настольной книгой был «Священный путь воина» Чогъяма Трунгпы. Ближний Восток мне на многое раскрыл глаза и пробудил тягу к путешествиям и приключениям. И как раз там я научился нырять с аквалангом. В результате я вернулся в Австралию в 1997 году с мыслью зарабатывать себе на жизнь путевыми заметками и дайвингом. Я уже собирался переехать в Кейрнс, чтобы начать профессионально нырять у Большого Барьерного рифа в Австралии. Но перед этим мама сводила меня на занятие йогой в Сиднее, и с первого же раза я увлекся. До сих пор помню, как я вышел из зала с ощущением, что моё тело парит в воздухе.

Мой первый инструктор, Джордж Чунг, знал, что я собираюсь переехать в Кейрнс, и посоветовал найти там Никки Кнофф и Джеймса Брайанта, владельцев «Кейрнской Академии Йоги». Они меня познакомили с аштангой и йогой Айенгара. В Кейрнсе я заболел лихорадкой денге, и мой иммунитет настолько упал, что вообще не было сил что-либо делать. Именно тогда я открыл для себя целительную силу йоги, и всё изменилось - йога стала моей жизнью. Я отложил на неопределенный срок карьеру инструктора по дайвингу и решил отправиться в Индию на поиски гуру. Никки с Джеймсом мне рассказали, что можно записаться в список ожидания к Айенгару и поехать года через три, а можно сразу поехать к Паттабхи Джойсу – если я готов потерпеть боль, то мне очень понравится.

А пока что я вернулся в Сидней, чтобы заработать и накопить денег. Мне рассказали о студии «YogaMoves», и там я познакомился с Эйлин Холл и Питером Сэнсоном. Весь день я занимался озеленением: носил кирпичи и строил сады. А затем, ближе к вечеру, я полтора часа добирался до майсора. Звучит невероятно – сейчас на каждом углу есть школа йоги, и никому не пришлось бы так жить. А тогда у нас был каталог «Желтые страницы», и на букву «Y» было две страницы студий йоги – не то что сейчас, теперь их столько, что списки издают в виде книг!

Накопив денег, я сначала поехал в Нью-Йорк и там позанимался у Эдди Штерна, а потом прилетел в Индию, где я три месяца путешествовал по северным штатам. Я объездил всю Индию на поездах и автобусах – здесь есть что рассказать о моих безумных приключениях, но это в другой раз. Исходно я собирался три месяца провести в Майсоре, потом по суше податься в Непал, а оттуда - в Таиланд и там устроиться на работу в сфере дайвинга. Мой билет был с открытой датой, так что я планировал через Индонезию добраться до Австралии. Мысль о том, чтобы объехать весь мир по морю или по суше, меня тогда очень вдохновляла. Но вышло совсем не так: я три месяца прозанимался в Майсоре, и это в корне меня изменило, но путь звал меня. Через несколько дней я доехал до Варанаси и там, по сути, испытал эмоциональный катарсис, и всё обрушилось. Я сразу решил отменить все планы и вернуться в Австралию, что я и сделал. Две недели спустя Эйлин Холл согласилась взять меня в ученики. То есть поначалу я был, скорее, учеником Мэтью Суини, который в то время у них работал. Это было в конце 1999 года.

Марк, как прошли те три месяца в Майсоре? Вы занимались со Шри К. Паттабхи Джойсом? Нашелся ли какой-нибудь метод, который мог дать ответ на экзистенциальные вопросы, мучившие вас с самого детства? Когда вы приехали в Майсор в следующий раз?

Да, я занимался у Паттабхи Джойса и Шарата. В то время была такая процедура: человек писал письмо, в котором просил разрешения приехать и позаниматься, но на это письмо не отвечали –невозможно было узнать, получили его или нет. Я сначала несколько месяцев путешествовал по северу Индии, а потом поездом из Мумбая приехал в Майсор. Добирался почти два дня. В Майсоре я никого не знал, а страницы на Фейсбуке с советами для тех, кто только приехал, тогда еще не было. Единственное, что у меня было – это «Йога мала» с портретом Гуруджи на обложке. Я подошел к какому-то водителю рикши, показал ему книгу, попросил отвезти меня к этому человеку – и вот мы уже с бешеной скоростью мчались по всему городу. В какой-то момент мы оказались рядом с тем местом, где теперь Паскуччи – недалеко от Temple Road. В конце концов мы доехали до его дома в Лакшмипураме. Время было послеобеденное, и Гуруджи сидел с Дэвидом и Сими Рош. Он спросил, отправил ли я письмо, кто мой учитель, на что я ответил, что отправил, а мой учитель – Эйлин Холл. Видимо, это его удовлетворило, и он сказал, чтобы на следующий день я приходил заниматься.

Сутра я пришел в шалу и, увидев происходящее в ней: раздавалось шумное дыхание, градом лился пот, а тела производили какие-то невообразимые движения, – подумал: «Наверняка в древности йоги так и занимались в лесах и пещерах». Меня невероятно воодушевлял вид других аштангистов; в том числе, я помню, как смотрел на Джона Кэмпбелла и Ноа Уильямса и мысленно восклицал: «Ничего себе! Я тоже так хочу!» В тот момент там было много ребят из Нью-Йорка, особенно преподавателей дживамукти йоги – с некоторыми из них я жил. Всё вместе было замечательным опытом. Когда Гуруджи исполнилось 84, на праздник приехал Дэвид Лайф. Все эти люди живо участвовали в традиции йоги, и мне открылся новый мир. Именно они впервые привели меня на киртан.

У меня особенно не было возможности общаться с Гуруджи достаточно близко, чтобы получить ответ на экзистенциальные вопросы. Он устраивал встречи, и нас там было немного – все помещались у него в гостиной, но вопросы были, скорее, технические: практика, виньясы, бандхи, ямы-ниямы, питание, пранаяма и тому подобное. К тому же он говорил на ломаном английском, который было не так просто понять. Но у меня же была практика – часть традиции, в которой, по идее, были ответы на все эти вопросы! Тем не менее, ответы на экзистенциальные вопросы пришли позже, когда я в Мумбаи встретил Рамеша Балсекара.

Затем я попал в Майсор год спустя, в ноябре 2000 года. Мне очень повезло – в том году Гуруджи с Шаратом приехали в Сидней, а оттуда сразу вернулись в Майсор. Почему-то никто не знал, что там будут занятия, и, когда я вслед за ними добрался до шалы, в первый день там было всего шесть человек. Для меня эта поездка была одной из лучших. Гуруджи узнал меня с Сиднея, взял меня под своё крыло, и за две поездки – эту и следующую, в 2002 году, когда старая шала работала в последний раз, – я освоил всю вторую серию.

Вы занимаетесь уже восемнадцать лет. Как за это время изменилась ваша практика, и что вы поняли в процессе? Стала ли она для вас началом путешествия в поисках ответов на вопросы, которыми вы задавались?

Со временем я от занятий получаю всё больше и больше радости. Сначала был первый романтический период, как в отношениях, когда всё было ярко и ново; когда меня, казалось, ждал таинственный мир. Я уже говорил, что никогда не забуду, как после самого первого занятия поднялся из шавасаны и пошел по улице с чувством, что я парю над землей. С того дня я увлекся йогой – и до сих пор ей увлечен, но сейчас это ощущается по-другому. Я прошел разные стадии: полную невинность и наивность, затем желание, цепляние, нетерпение, старание, борьбу с практикой. Путем йоги идешь, словно по лезвию бритвы. Желание нужно, чтобы был стимул заниматься, но одновременно легко вложить слишком много эго и перестараться. Это приводит к травмам, а также начинаешь отождествлять себя с инструментом, то есть с практикой или телом, вместо того чтобы помнить, что это лишь средство добраться до цели — то есть, по сути, просто к счастью.

У меня были периоды, когда я рвался к просветлению, и каждый раз потом понимал, что на самом деле пытался отгородиться от боли – особенно эмоциональной боли, вызванной неудачными отношениями. Мне казалось, что если освою все последовательности, всю пранаяму и буду часами медитировать, то стану неуязвимым. Я считал, что, найдя ту самую теорию, которая всё объяснит, я больше не буду бояться смерти. Общение с Рамешем Балсекаром в Мумбаи очень сильно на меня подействовало и дало некую систему координат, в которой я мог рассматривать тайны жизни. Еще в поисках ответов мне помог Клайв Шеридан, один из моих австралийских наставников. А в 2004 году я стал заниматься по книге «Путь художника» Джулии Кэмерон и благодаря ней понял, как найти свое истинное предназначение. В какой-то момент, последние несколько лет, стремление к просветлению пошло на спад. Думаю, я стал спокойнее относиться к тому, что просто не знаю. Сердце практики – наши отношения с этой тайной, и, как ни странно, сейчас я счастливее и уравновешеннее, чем когда бы то ни было.

Когда мне было под сорок, я начал несколько менять психологический подход к практике. Я задаюсь целью жить благополучно, пока судьба мне это позволяет. А я видел, как многие люди, у которых энтузиазм бил через край, занимались слишком интенсивно и выгорали в сорок с небольшим. Так что я рассчитываю свои силы. Мне сорок, и пока я не чувствую, что дошел до пика физической формы. Я и не спешу, не хочется его достигнуть слишком быстро. Склон скользкий, и с вершины единственный путь – вниз! Тем не менее я понимаю, что в какой-то момент начнется спад – это неизбежно, и я надеюсь, что к тому времени йога меня научит спокойно это принимать.

Марк, как вы сейчас занимаетесь? Опишите, пожалуйста, какие асаны вы делаете в течение недели. Зачем, по-вашему, людям всё время учить новые асаны? В чем смысл продвинутых поз?

Сегодня я сделал первую серию и завтра тоже собираюсь. Я занимаюсь по-разному в зависимости от того, что происходит в моей жизни. Я всё время в разъездах, и во время семинаров бывает, что я занят до семи часов в день. В январе и феврале этого года, когда последний раз был в Масоре, я занимался очень интенсивно:я делал всю продвинутую последовательность А и первые двадцать асан из части В. Но когда я путешествую и преподаю, то не могу и не хочу сохранять такой ритм. Часто я еще каждый день занимаюсь серфингом, так что всё вместе было бы чересчур.

Последние несколько лет я экспериментировал, пытаясь понять, как лучше всего встроить практику в жизнь. Сейчас я вот как занимаюсь: 10-15 минут сижу (наверное, это можно назвать упражнением на осознанность или медитацией), потом 5-10 минут делаю пранаяму (простую, вроде нади шодханы или самавритти), после чего перехожу к упражнениям «на каждый день» – несколько упражнений на раскрытие таза и плеч. Затем я делаю ту последовательность, которую мне нужно отработать в этот день. Если времени достаточно, то всю целиком: один день вторую, на следующий – третью, затем четвертую и, наконец, снова первую. Но часто времени не хватает, поэтому сейчас я нередко разбиваю последовательности на два дня: например, делаю половину первой серии, на следующий день – вторую часть, дальше первую половину второй серии, а на следующий день – вторую. Иногда я даже делю их на три части, так что бывает, что я только за две недели прохожу весь цикл из четырех последовательностей. Мне так заниматься удобно. Но это не жесткое правило, бывает по-разному, и я бы не стал эту систему советовать всем подряд – у каждого свой путь.

В молодости я занимался очень интенсивно, а потом ходил уставший, всё болело. Сейчас я дошел до того, что мне уже не хочется круглые сутки страдать от боли в мышцах. К тому же мне нужны силы, чтобы оставаться энергичным в преподавании и еще заниматься всем остальным, так что сейчас я делаю меньше – как говорится, лучше меньше, да лучше. Давать себе время на отдых и восстановление чрезвычайно важно, но об этом часто забывают от избытка энтузиазма или из-за стремления слишком строго следовать «правилам».

Еще для поддержания энтузиазма полезно придумывать «проекты», например: развить силу в виньясах, поработать с прогибами, с балансами на руках – что угодно. Это очень помогает не терять рвения. «Проекты» могут быть связаны и с лечением травмы. Например, в прошлом августе, занимаясь серфингом, я порвал одну из мышц плечевого сустава и следующие полгода занимался её восстановлением. Кроме того, с моей точки зрения, пяти дыханий никак не может хватить, чтобы по-настоящему изучить позу. Возникает вопрос: «Неужели я всю жизнь буду держать эти позы всего по пять дыханий?» Время от времени я подолгу остаюсь в асанах и чувствую их целительное действие. За многие годы я заметил, что немало людей, включая меня, во время практики думают о том, когда она закончится. В результате мы живем будущим, не радуясь тому, что происходит, а это давит и угнетает. Ещё я понял очень важную вещь: не обязательно каждый день доходить до предела физических возможностей. Например, если в мостах мой потолок – захват за щиколотки с поддержкой инструктора, можно и даже полезно не делать это каждый день.

Говоря о тех, кому нужны новые позы, и о смысле продвинутых асан, можно процитировать Гуруджи (Паттабхи Джойса): первая серия – это «йога чикитса», оздоровление с помощью йоги, вторая – «нади шодхана», очищение тонких тел, а продвинутые последовательности – это «стхира бхага», то есть глава, посвященная устойчивости! Еще он, правда, говорил, что продвинутые последовательности нужны лишь для показательных выступлений. Несомненно, в отношении силы и гибкости есть связь между умом и телом. И, как говорил один из моих учителей, «мы помещаем себя в искусственно созданную стрессовую ситуацию» и учимся в ней успокаиваться и расслабляться, что помогает справляться со стрессовыми ситуациями в жизни. Но, по большому счету, независимо от глубины прогиба процесс один и тот же – наблюдение за возникающими ощущениями.

Паттабхи Джойс всё же твердо отказывался учить людей пранаяме, пока они не достигали определенного уровня, так что, несомненно, упоминая очищение нервной системы, он действительно во что-то такое верил. Если говорить о моем опыте, первые десять лет я очень сильно потел на занятиях, и форма после них пахла – наверное, выходящими токсинами. А теперь такого нет: я всё ещё потею, если климат жаркий и влажный, но пот уже другой. Кроме того, в литературе всегда написано, что преждевременная пранаяма – это как укрощение дикого тигра, который может и убить. Так что есть и эта идея укрепления нервной системы. Тем не менее я не уверен, насколько нужно заниматься самыми продвинутыми асанами, которые точно так же получаются у циркачей и акробатов. Мне кажется, что, много лет качественно делая одну первую серию, уже можно развить устойчивую нервную систему.

Западный «мир йоги» мало похож на индийскую гуру парампару, то есть прямую передачу от учителя к ученику. В западной рекламе школ и товаров для йоги показывают накачанные и стройные тела, и получается, что тело, асана – это конечная цель. Что вы посоветуете, чтобы не попасть под это влияние и не развить в себе чрезмерное эго по мере того, как асаны получаются всё лучше?

Это происходит уже некоторое время. Помню, как всё это началось – тогда Yoga Journal снимали клипы с Родни Йи, всякие там «Йога для пресса» и прочие. Это интересная тема для обсуждения. С одной стороны, сейчас йога стала чисто коммерческой, это большой рынок, имеющий мало отношения к тем временам, когда человек должен был показать учителю, что достоин стать его учеником. С другой стороны, куда бы я ни приехал, в любой стране – по крайней мере, по моему опыту – я вижу прекрасных, искренних, открытых людей, занимающихся йогой. В Майсоре сейчас людей всё больше и больше, так что видно, как растет его популярность. Я бы во многом связал это с широким использованием соцсетей по всему миру. Мне кажется, чем больше людей занимаются йогой, тем лучше – миру это нужно. И даже если человек пришел с какой-то поверхностной целью, то постепенно, если он захочет углубиться, ему откроются истинные сокровища йоги. Надо сказать, что за последние десять лет я вижу больше зрелости, и в распоряжении тех, кто занимается сейчас, есть драгоценный опыт практики и экспериментирования, накопленный предыдущими поколениями. А насчет ловушки эго – ну с годами все сравняются. Никто не будет вечно молодым, красивым, гибким и сильным. В какой-то момент всё это отпадет, и эго, надеюсь, смирится!

Вы занимаетесь йогой и преподаете, а помимо этого еще путешествуете и занимаетесь серфингом, по-настоящему живя тем, что вам интересно. Что бы вы посоветовали читателям, чтобы им тоже захотелось претворять увлечения в жизнь?

Работа должна быть увлечением. Если это получилось, то вы на пути к полной жизни. Конечно, какую-то роль всегда играет провидение, но многое из того, что со мной произошло, мне дали, как я уже говорил, занятия по «Пути художника» Джулии Кэмерон. Пройдя курс в двенадцать недель, я заново открыл в себе творческое начало и выяснил, что мне больше всего нравится: музыка (гитара), серфинг, йога, преподавание, путешествия и языки. Я всем своим существом понял, что именно это через меня хочет сотворить созидательная сила Вселенной. С тех пор я следую зову сердца. Многие говорят, что мне пора остепениться, что невозможно всю жизнь путешествовать, что пора завести детей, пока еще не поздно, что надо подумать о финансовой стабильности в будущем. И вопросы: «Неужели тебе не грустно, что у тебя нет дома?» «Разве не утомительно без конца срываться с места?» Это трудно объяснить словами, но можно так сказать: я чувствую, что меня зовет в путь душа Вселенной, и такая жизнь даёт мне силы и энергию. Я родился быть таким. И я перестал слушать тех, кто не достигает интересующих меня результатов. Так что мой совет такой: узнайте, что вы призваны создать, что с вашей помощью стремится сотворить душа Вселенной. И творите.

Когда на киртанах вы поете и играете на гитаре, таким образом выражаете свою преданность и творческую сущность?

Да, и выпускаю на волю внутреннюю рок-звезду! (Смеется) Я же все-таки лев по знаку зодиака. На самом деле меня случайно занесло на киртаны: я просто играл на гитаре, общался в йогической среде, и меня туда затянуло. Я начал играть вместе с друзьями, и в один прекрасный день меня попросили сыграть главную партию – оттуда всё и пошло. Музыка, по моему опыту, – одна из тех вещей, которые легче всего объединяют людей вне зависимости от пола, расы, религии и всего остального. Правда, киртан не всем нравится – для кого-то это слишком пахнет нью-эйдж, а кому-то не нравится связь с религией. Вообще, если подумать, забавно: бывший мальчик из семьи католиков, восставший против общества, поет индуистские религиозные гимны. Как мне сказал как-то один из моих друзей-кришнаитов, на киртане надо петь, словно ребенок, зовущий мать. Пение должно быть эмоциональным, в нем должна быть тоска, и я с удовольствием к этому приобщаюсь. Еще я заметил, что, сбросив завесу со своей истинной природы, я стал лучше петь. Думаю, все на это способны, просто настоящий голос обычно затуманен робостью и страхом.

Расскажите, пожалуйста, как вы стали сертифицированным преподавателем. На сайте KPJAYI указано всего сорок семь сертифицированных инструкторов со всего мира.

Это было так: в конце 2010 года я был в кабинете Шарата и попросил его! Бывает, что надо взять то, что причитается! (Смеется) Вообще-то, Эйлин Холл, мой учитель из Сиднея, к тому моменту уже несколько лет советовала попробовать получить сертификат. А в 2010 году я отвечал всем требованиям: в течение 11 лет каждый год ездил в Майсор, в ту поездку как раз закончил продвинутую А последовательность. Так что я попросил Шарата, и он без колебаний ответил: «Да, пора».

Как насчет будущего, Марк? Где вы себя видите лет через десять-двадцать?

Понятия не имею. Всё туманно и неопределенно, но, в общем-то, я уверен, что всё будет прекрасно. Сейчас у меня интересная фаза: меня подхватила волна, выросшая в течение последних нескольких лет. В каком-то смысле все мои мечты сбылись, и я наслаждаюсь пробуждением: это уже не мечты, это происходит на самом деле. Так жить очень приятно, и мне некуда спешить в дальнейших поисках. Но я уже некоторое время думаю, что скоро, когда настанет время, пора будет вывести преподавание на следующий уровень и начать проводить интенсивные курсы длиной в один-два месяца. Я никогда не пытался добиться успеха коммерческим путем, проводя курсы преподавателей. Как-то много лет назад я был на концерте Бена Харпера, на котором он задал вопрос: «Кто из вас меня слышал по радио?» Почти никто не отреагировал. Тогда он спросил: «Кому из вас обо мне рассказали друзья?» – и толпа взревела. И мне всегда хотелось, чтобы именно так обо мне знали как о преподавателе: из уст в уста, по тому, что говорят о моих успехах. Для этого я столько и езжу по всему свету – не только чтобы самому всё увидеть, но и чтобы знакомиться с людьми вживую и делиться с ними тем, чем я занимаюсь. При этом идея в том, чтобы в один прекрасный день они ко мне приехали, а не я к ним. Вот что я создавал и продолжаю создавать, но здесь нет какого-либо холодного расчета, просто оно само стекается. Но, чувствую, близится время, когда я смогу сказать: «Я провожу месячный курс на Бали или в Чили, Эквадоре, Бразилии, Европе, Индии» – или где угодно ещё, зная, что люди съедутся. Вот так я собираюсь преподавать ближайшие лет пять-десять.

Хотелось бы серьезнее заняться музыкой – я мечтаю когда-нибудь в Испании освоить игру на гитаре фламенко, научиться играть как следует на гитаре и других инструментах. Хорошо было бы взяться и за языки и выучить хотя бы испанский, португальский и индонезийский. Путешествий, я думаю, в моей жизни всегда будет много. Когда моим родителям исполнится 80, я бы хотел жить рядом с ними – так что, вероятно, я куплю себе жилье в Сиднее в течение ближайших пяти лет. Я вполне могу остановиться на Сиднее, и не исключено, что что-нибудь там организую с Эйлин Холл, моим учителем. Или там, или в Байрон-Бэй… Еще у меня перед глазами стоит картина, как я на собственном участке выращиваю овощи и фрукты, вокруг тропическая природа и буйная растительность, и где-то рядом плещется океан. Детей мне никогда особенно не хотелось, но еще есть время об этом подумать. Если они появятся, хотелось бы к тому времени покончить с этими бесконечными путешествиями.

Я также собираюсь углубиться в традицию йоги. Меня очень интересует её философия, и я стараюсь неформально включать какие-то элементы в то, чему учу других. Но в будущем мне бы хотелось быть в состоянии более формально учить «Йога сутрам» и всему остальному. Поэтому сейчас в мои планы входят занятия у профессора Рао в Майсоре параллельно с обучением у Шарата.

Хотите что-нибудь добавить о практике в заключение?

Когда я только начал преподавать, мой папа переживал, что это мимолетное увлечение скоро пройдет, и у меня не будет надежного источника дохода. Но с тех пор йога с каждым годом становится всё популярнее и популярнее, и 21 июня пройдет первый международный день йоги. Так что, похоже, йога  современная йога  еще сколько-то времени, по крайней мере, проживет. И даже если она выйдет из моды, моя практика останется со мной до самой смерти. В этом я не сомневаюсь. Безусловно, она будет принимать другие формы, но суть останется той же.

В идеальном мире я был бы счастлив дожить до времени, когда люди перестанут спорить, кто из них правильнее занимается и преподает. Мне это напоминает цитату «Не старайтесь следовать по стопам учителей. Ищите то, что искали они». Как было бы чудесно, если бы все признали, что ищут одно и то же, и что все поиски идут из одного Источника! Но, похоже, так уж устроена Вселенная, что в ней всегда есть противоположности и расхождения, и люди всё так же будут спорить и воевать. В чём-то это полезно: препятствия заставляют нас смотреть на себя, расти и развиваться.





No comments:

Post a Comment